Судаленко: «В Беларуси идет тихая война против своих же граждан»

В последнее время все чаще политзаключенных держат в ШИЗО неделями и даже месяцами. На днях стало известно, что известный блогер и активист Павел Виноградов, осужденный на пять лет колонии, провел в штрафном изоляторе полгода. Как выжить в нечеловеческих условиях и за что туда попадают? 

– Самый тяжелый груз для политических – то, что я и те, кто сейчас находится в тюрьме, сидят там без преступления. Арест, приговор, этап – и все время посещают мысли: «Я попал на самое дно, не совершив ничего противозаконного. И все об этом знают. И судья, и прокурор.

Когда я приехал в колонию, это ощущение было со мной постоянно. Я жить не мог, все время в голове были мысли: «Что я делаю среди уголовников? Среди моральных уродов, тех, кто убил свою маму, сварил ее и пробовал на вкус. За что такое наказание? Я жизнь прожил честно». Это самое страшное. 

По моим наблюдениям – чем более известный человек, тем сильнее его будут гнобить. Система делает это целенаправленно.

У меня был статус злостного нарушителя, что вызывало постоянную тревогу, все время ждешь подвоха, что «прилетит» снова. А значит отвезут в суд и добавят еще.

 «Отбирают теплые вещи, пытая холодом»

– Что сделать, чтобы не сойти там с ума?

– В ШИЗО я попал за 10 дней до освобождения. 

«Леонид Леонидович, приведете свои мысли в порядок напоследок», – напутствовал замначальника колонии. 

Первое страшное ощущение в ШИЗО – пытка холодом. Мне еще повезло, заехал в июле: на улице 22, ночью – 10. Теплые вещи изымают. Трусы, майка, носки. Выдают аналог тонкой больничной пижамы, на спине надпись «Карцер». 

Если осень – на улице дубар, батареи еще не включили, весной – уже выключили. Но даже в отопительный сезон там дико холодно: батарея – два чугунных еле теплых ребра.

Согреваешься зарядкой, отжиманиями. Кто-то пытается бегать по кругу, но на шести квадратах не сильно получается. 

Второе дикое ощущение – в ШИЗО не выдают ни постельного белья, ни подушку с матрасом. Решил, что это произвол, но нет. Оказывается в статье 114 Уголовно-процессуального кодекса депутаты черным по белому законодательно закрепили, что осужденным, направленным в ШИЗО, постельное белье и принадлежности не выдают.

Другая же статья кодекса говорит о том, что наказание в ШИЗО не должно причинять вред здоровью и унижать достоинство заключенного. И да, это пытка. Я протестовал, на 10 суток отказался от еды, у меня собака спит в доме на коврике.

– Кто-то хмыкнет: «Белье ему в тюрьме не выдали...»

– А вы попробуйте поспать хотя бы ночь на холодных железных нарах. Я слезал и ложился на деревянный пол – там не так холодно. Под голову – рулон туалетной бумаги. Больше 40 минут спать там не получается, просыпаешься от холода, от того, что затекли руки-ноги, зажало шею. 

Это «счастье» доступно с девяти вечера до пяти утра, затем нары пристегиваются обратно к стене. А ты делай что хочешь.

Есть только зубная паста, щетка и рулон туалетной бумаги. Еще бетонные скамейка и стол, куда подают еду из кормушки. Не дай Бог лечь на пол или присев на скамейку, положить голову на бетонный стол – продольный сразу грозит рапортом и увеличением срока в ШИЗО. Можно сидеть на бетонной скамейке или ходить. День за днем на шести метрах: с пяти утра до девяти вечера.

Просишь градусник померить температуру – врач, улыбаясь, отвечает: «Да что вы! Я вижу, что у вас всё хорошо!» Говоришь, что очень холодно, а в ответ: «Заболеете – будем лечить!» Они делают всё, чтобы человек почувствовал себя куском дерьма.

 «На седьмой день в ШИЗО я пытался знакомиться с пауком»

– И 24 часа думаешь, думаешь, думаешь. Правильно вы сказали – не сойти с ума. День на седьмой, рассматривая углы, я увидел паутину и начал знакомиться с паучком, который иногда вылезал из укрытия. Я хотел поймать муху, что-то живое, чтобы накормить паучка, пытался с ним знакомиться, разговаривать. Пытался петь песни, стихи вспоминать, громко читать их сам себе.

Человек – социальное существо, нам нужно общаться, иначе, и правда, можно сойти с ума. И я примерно на седьмой день одиночества испытал это на себе, заметив, что у меня внутри начинаются изменения. 

– Что помогало, вытягивало из этого сумасшествия?

– Грела мысль, что через три дня у меня заканчивается срок. С другой стороны, фоном все время подзуживало, что «Лёня, тебя же могут посадить в автозак, отвезти в суд и добавить еще год». Еще и рапорт составили за то, что я лежал на полу...

А потом накрыло безразличие: «Да хрен с вами – суд так суд. Ну проживу в этом безумии еще год». 

Маяком, который помогал выживать, стала моя семья. близкие и в письмах и по телефону просили «сохрани себя для нас, вернись живым-здоровым». 

Я как мантру повторял себе, что у меня есть дом, замечательная семья. Что я непременно выплыву, выйду на берег. Повторял бесчисленное количество раз, представляя перед глазами позитивные картинки из прошлой жизни. Не позволяя впадать в пучину темных мыслей и терять контроль. Это была моя спасительная медитация.

Это то, благодаря чему я смог выжить. Семья – мой оберег, который не дал сойти с ума в ШИЗО.

– К чему – кроме как «задремать на полу» – могли еще придраться?

– Придраться там могут к чему угодно, чтобы добавить новый срок. Хоть к тому паучку, который оказался спасителем от сумасшествия. Или к невидимому пучку пыли в углу.

Это все пыточные методы воздействия на политзаключенных – чтобы унизить и сломать. Чтобы вырвать почву из-под ног. И они знают, что это работает: словил себя на мысли, что выезжал из тюрьмы сильно изменившимся.

Там уничтожают человека: чтобы каялся, чтобы в итоге сам поверил, что жил неправильно. Проходят дни и хочешь-не хочешь, а возникают мысли: «Может, я на самом деле экстремист и склонен к экстремистской и иной деструктивной деятельности, как меня тут заставляют повторять...» И так каждый день раз по 10 политзаключенный вынужден говорить вслух про себя при каждой проверке. 

Ноги на растяжку, лицом к стене, руки к стене. Заскакивают, гремят, а ты ничего не видишь. Два контролера и старший офицер.

И ты вынужден: «Здравствуйте, гражданин начальник! Судаленко Леонид, начало срока, окончание срока и бла-бла-бла. Состою на профилактическом учете, склонен к экстремистской и иной деструктивной деятельности...»

Если офицеру не понравился тон доклада – требует повторить. А рядом конвоир, сопляк, издевается над тобой.

Нужно найти, придумать свой оберег, что-то самое дорогое. Когда кажется, что морально растоптан-подавлен – важно помнить, что у тебя есть и остаются ценности и то, ради чего стоит жить. 

«На кону здоровье и жизни тысяч беларусов»

– Когда даже люди в мантиях врут в глаза, когда не до законов, многие уверены, что единственное, что остается заключенным – врать в ответ. Писать прошения о помиловании, раскаиваться, говорить, что выйдешь и будешь «стучать» – делать все, чтобы спасти себя и поскорее прекратить пытку. Или такое там не работает?

– Для политических такие штуки не работают. Но я никогда не стану осуждать человека, который в тех условиях начал сотрудничать с администрацией. В таком подавленном моральном состоянии человек готов хвататься за любую соломинку. Спасать свою жизнь.

Если он признал вину, начал сотрудничать – это вынужденная мера, которую диктует выпотрошенное психологическое состояние. В нем человек не может трезво отдавать отчет своим действиям и поступкам. Судить его не за что. Тем более, если выйдя и придя в нормальное состояние, он бы раскаялся публично. Что сожалеет, но был вынужден это делать. 

Я его поддержу, поскольку знаю о диких условиях, когда не оставляют выбора. Мне никто не предлагал признать вину, и в ШИЗО я попал за 10 дней до освобождения. Но даже не представляю, как повел бы себя, если бы впереди было еще пять лет заключения, и я бы знал, что в таких условиях меня могут держать бесконечно. Возможно, спасая себя для своей семьи, я бы тоже подписывал любые бумаги.   

В Украине убивают людей, потому что идут военные действия. А в Беларуси идет тихая война против своих же граждан. Это дикая игра без правил. И на кону даже не деньги, а здоровье и жизни тысяч беларусов.