Мацукевич: «Записи Лукашенко в африканском турне были сделаны не им, а кем-то другим»

– Во время недавнего турне по африканский странам Александр Лукашенко оставил две памятные записи — в книгах почетных гостей президентов Экваториальной Гвинеи и Кении. В обоих случаях бросается в глаза, что запись и подпись отличаются и почерком, и чернилами, – пишет Мацукевич в свежем выпуске Пульса Ленина-19. – Текст таких записей обычно готовится загодя. Так же загодя он, как правило, вписывается в книгу. И это первый секрет этой «кухни». 

Книги почетных гостей есть практически везде, начиная от отелей, музеев, ресторанов и заканчивая офисами президентов. Такая книга для памятных записей есть в Белом доме, резиденции федерального президента Германии. Есть такая книга и во Дворце Независимости, но, насколько можно судить, запись в ней не является обязательной частью программы визита зарубежных гостей Лукашенко.

Протокольные службы, независимо от страны, еще на стадии подготовки визита выясняют, будут ли в программе объекты с такими книгами и будут ли хозяева предлагать оставить в них памятную запись. Это касается не только книг почетных гостей, но и траурных во время государственных похорон, в которых, как правило, участвуют высокие зарубежные гости.

Все это делается для того, чтобы подготовить текст записи загодя и не подставить руководителя делегации, который без такого текста может растеряться и не найти, что написать.

Бывает, конечно, по-всякому. Например, в первый официальный визит Лукашенко в Грузию (апрель 2015-го) в программе не было объектов или мероприятий, где требовалось оставить памятную запись, но необходимость возникла во время визита. Ее организовал директор отеля в Тбилиси, в котором остановился Лукашенко, всучив ему книгу почетных гостей с просьбой о записи в момент прощания. 

С точки зрения протокола — такие спонтанные обращения за памятной записью являются чрезвычайной ситуацией, и она может иметь неблагоприятный для всех ответственных за подготовку визита исход. Если глава государства будет застигнут подобного рода просьбами врасплох и не будет знать, как реагировать.

В мемуарах Виктора Суходрева «Язык мой — друг мой» есть эпизод про такую немую сцену. Речь идет о похоронах Индиры Ганди, на которых СССР представляла делегация во главе с председателем Совмина Николаем Тихоновым. Суходрев сопровождал высокопоставленного товарища в качестве переводчика. 

Они прибыли в резиденцию в Дели, где на постаменте находилось тело убитой Индиры Ганди. Обошли постамент, как того требовала траурная церемония, и оказались рядом со столом, на котором лежала книга скорби. Кто-то из индийцев перевернул страницу и подал Тихонову ручку для записи. 

По какой-то причине текст для нее не был подготовлен. Возможно, индийская сторона не уведомила посольство СССР, что у тела усопшей будет траурная книга, или советская дипмиссия сама не озаботилась этим важным вопросом. 

Как описывает Суходрев, Николай Тиханов сел и задумался, а затем поднял голову и спросил: «Товарищ Суходрев, что писать?». 

Суходрев не растерялся и стал тихо диктовать, а Тихонов медленно выводить на странице следующее: «Вместе со всем индийским народом скорбим в связи с безвременной кончиной великой дочери Индии». 

С советских времен в смысле протокола и технологии подготовки визитов мало что изменилось.

Чемодан ручек, похожий на ядерный

Текст для памятных записей за рубежом готовится посольством Беларуси в соответствующей стране и проходит все стадии согласования в Минске. Это касается и траурных памятных записей – в случае государственных похорон и участия в них официальной беларусской делегации на уровне главы государства.

Сперва текст в виде проекта идет в МИД на Ленина, 19 в пакете с остальными документами к визиту — проектом программы, справками, тезисами выступлений, бесед, тостов, биографиями и так далее. 

Там это все при необходимости дорабатывается, дополняется и отправляется в администрацию, где опять же при необходимости дорабатывается, дополняется и возвращается обратно через МИД в посольство. 

Второй секрет происходит из первого и заключается в том, что глава государства, от чьего имени делается запись, как правило, просто расписывается под текстом. Записи Лукашенко в африканском турне, как и практически все иные подобного рода, были сделаны кем-то из беларусских дипломатов или кем-то из передовой группы, кто готовил турне на месте.

Когда-то для меня это явилось настоящим откровением. Дело было в июне 2014-го в Белграде. Шла подготовка официального визита Лукашенко в Сербию. Я был в составе передовой группы, и кто-то из начальников спросил, хороший ли у меня почерк. Подоплеку вопроса узнал лишь когда приемлемый почерк нашелся у одного из коллег в нашем посольстве в Белграде. 

Сейчас этот, по-моему, хороший и достойный дипломат работает послом в одной исламской стране, а тогда его ждала бессонная ночь, когда ему сообщили, что он будет вносить запись Лукашенко в Книгу почетных гостей мавзолея — памятника Неизвестному герою на Авале. Дельце это хлопотное, нет права на ошибку и описку, хотя и такое бывало, но об этом чуть позже.

Спустя несколько дней Лукашенко подпишет эту запись как свою.

Когда речь идет о высокопоставленных руководителях, но рангом пониже, чем глава государства или правительства, то заготовленный заранее текст вносится в книгу почетных гостей этими руководителями, как правило, самостоятельно. 

Например, во время официального визита председателя Палаты представителей Беларуси Владимира Андрейченко в Швейцарию в феврале 2018-го программой предусматривались две записи — в книге почетных гостей швейцарского парламента и в книге почетных гостей Исторического музея Берна. В обоих случаях тексты были заготовлены загодя, но записи Андрейченко делал самостоятельно, списав текст с посольских заготовок. Как со шпаргалок на экзамене.

Отличия в почерке и чернилах записей и подписей Лукашенко объясняются тем, что записи вносятся все время разными людьми и разными ручками. Хотя настолько сильно как в Кении и Экваториальной Гвинее, конечно, они не должны отличаться. Это недоработка, заслуживающая селекторного совещания с участием всей вертикали и горизонтали.

С Лукашенко всегда путешествуют его ручки, которыми он делает пометки в блокнотах во время переговоров и расписывается под памятными записями. Ручки появляются перед его встречами из черного чемоданчика, который таскает как ядерную кнопку помощник или помощница, и в нем же исчезают после них.

Простые смертные, а дипломаты, послы и даже министры относятся к их числу, лишены возможности позаимствовать эти ручки даже для записей Лукашенко. 

Между тем в некоторых странах есть специальные люди, которые ответственны за внесение записей за своего президента. Они имеют доступ к ручкам, которые использует глава государства для подписи, воспроизводят почерк. В таком исполнении и запись, и подпись по ней выглядят органично, как сделанные одним лицом.

Слова, (не) потерянные для истории

Такой человек есть, например, у президента Азербайджана. По крайней мере, был в ноябре 2015-го, когда Ильхам Алиев посещал с официальным визитом Беларусь. Программой предусматривалось посещение музея Великой Отечественной войны, который к тому моменту, наверное, чуть больше года как находился в новом здании.

Предполагалась запись в новой Книге почетных гостей музея, в которой на то время были, по-моему, лишь две записи — Лукашенко и Путина.

Текст записи азербайджанская сторона приготовила загодя, передовая группа посетила музей до прилета Алиева, но делать запись в книгу не стала, а ждала прибытия писаря президента (называю так не в смысле должности, а в смысле функции), а он прилетал бортом номер 1.

Самолет прибыл вечером. Делегация разместилась в «Президент-отеле» и лишь около полуночи появилась возможность отвезти писаря в музей, чтобы он сделал запись в Книге почетных гостей, под которой на следующий день Ильхам Алиев должен был расписаться как под своей. 

В музее, не глядя на поздний час, нас поджидал директор или зам. Нам отвели отдельное помещение, где был стол, и оставили там для выполнения ответственной миссии. Текст записи был довольно длинным — почти на всю страницу.

Нас было четверо — помимо меня и писаря еще два представителя службы президентского протокола Азербайджана. О чем-то шутили, травили анекдоты, что видимо в какой-то момент отвлекло писаря, и он пропустил слово или даже словосочетание. 

Сперва его ропот перерос в стон, а затем мгновенно в общий шум и перебранку. Прибежал директор (или зам). Азербайджанцы решили, что нужно во что бы то ни стало вырвать лист. От этой идеи директор чуть не лишился дара речи и определенно лишился бы должности, если бы такое позволил. Азербайджанские друзья рисковали своими постами, если бы оставили все как есть. Выхода не было, страсти накалялись. 

Я попросил взглянуть на текст. Деталей не помню, но внимательно прочитав, увидел, что если на месте пропущенного поставить запятую, то предложение не заметит рокового пропуска и смысл не исказится. О чем поспешил уведомить разгоряченные стороны. На этом инцидент благополучно разрешился к общей радости и облегчению. На следующий день Ильхам Алиев посетил музей и расписался под записью, не заметив подвоха.

Вполне допускаю, что Алиев увидел этот текст впервые, когда присел за стол, чтобы его подписать. Такие текстовые заготовки, как правило, не содержат чего-то необычного. Выверенные фразы часто шаблонного типа. 

Ценность — и политическую, и историческую — могут представлять дополнения к уже вписанному тексту, которые иногда делаются подписантом собственноручно. Именно такие вставки позволяют оценить, что в действительности думает сам автор подписи по тому или иному поводу. 

Например, в Кении Лукашенко дописал от себя, что будет рад встретить кенийского президента в Беларуси. Не Бог весть что, конечно, но можно считать за приглашение совершить визит или как минимум заинтересованность в нем.

В заключении приведу более интересный пример, когда небольшое дополнение затмило весь текст, заготовленный, выверенный и многократно вылизанный разными этажами президентской администрации.

В службе госпротокола мне как-то попалась на глаза копия поздравительного послания Лукашенко в адрес Вячеслава Кебича по случаю 75-летия. Текст послания был отпечатан, как и положено, на «желтке» (название из-за желтого оттенка бумаги) и подписан. Поверх текста шла надпись, сделанная хозяином Дворца Независимости от руки, в которой скрывался весь смысл и отношение Лукашенко к Кебичу. Воспроизвожу ее практически дословно: «Помню все, но хорошего было больше».