Илья Спринджук: «По Беларуси скучаю, но не в смысле потерянного рая»

«Стиснул зубы и выкладывался»

В 2020-м во время начала протестов Илья Спринджук уехал на несколько месяцев в Украину. В это время он работал над портретом «Goldfinch», который планировал представить на фестивале искусств «Осенний салон» в Минске. Полотно осталось в Беларуси, поэтому заканчивал его брат художника:

– Я обеспечивал удаленное руководство через веб-камеру и Google Meet, предоставляя только базовые технические объяснения. Вместо того, чтобы быть непосредственным участником процесса, я взял на себя роль посредника.

Этот проект поднимает вопросы о том, может ли художественное произведение быть создано без физического присутствия художника. Такое дистанционное творчество стало моим комментарием к общественно-политической ситуации в Беларуси.

После Украины Илья вернулся в Беларусь, чтобы собрать вещи, и в начале 2021-го эмигрировал в Польшу. Оставаться в стране молодому человеку было небезопасно: он был одним их тех, кто работал с соцсетями платформы «Голос».

– Понимал, что ситуация не улучшается и был готов уехать. Для меня это было естественным шагом, отдавал себе отчет в том, что нужно крепко браться за решительные действия, чтобы улучшить свою жизнь, – поясняет Илья.

Собеседник выбрал Польшу по сентиментальной причине:

– Посещал Варшаву и раньше, когда еще учился в колледже. Часто ездили на пленэры в разные города, изучал школу польского плаката, с подросткового возраста был знаком с контекстом локального искусства. Вторая причина – техническая, сюда было просто переехать, достаточно просто получить визу, есть доступные программы для беларусских эмигрантов и деятелей искусства, культуры.

Летом 2021-го Илья поступил учиться в Варшавскую академию искусств. Первые полгода перед поступлением парень активно учил польский язык, участвовал в доступных программах по обучению языку. 

– В университете у меня началась культурная интеграция в польскую среду, – делится он. – Первое время это было достаточно фрустрирующее состояние, но одновременно появилось понимание, зачем это делаю и какие перспективы в будущем могут быть, поэтому стиснул зубы и выкладывался. Учусь бесплатно, в моем случае сам университет предоставил такие условия.

В Минске Илья учился в Беларусской государственной академии искусств, откуда его отчислили с 3 курса:

– Стал тогда участвовать в выставочных проектах. Из-за того, что много работал в них, прогуливал, начались проблемы, поэтому исключили. С этим люди из художественной среды до сих пор поздравляют, говорят, хороший знак.

За два года жизни в Варшаве Илья успел погрузиться в атмосферу местного искусства и узнал, как в Польше само правительство поддерживает молодых художников.

– Тут люди хотят работать в этих сферах, потому что существует финансирование проектов, большую часть из которых реализует само государство. Очень много доступных программ по получению не только грантов от Польши, но и ЕС, – рассказывает собеседник «Салiдарнасцi». – В Беларуси мои картины продавались достаточно активно, однако в Польше я пока что не стремлюсь участвовать в коммерческой жизни, хотя спрос есть: несколько работ в коллекции польского режиссера, пара портретов уехала в Версаль и другие города. Здесь более широкий рынок и в нем много акторов.

«Художественное образование работает не только как институциональное, но и в целом – как среда для обмена мнениями»

Илья отмечает, что в Варшавской академии искусств обучают актуальным направлениям:

– Говорим и про выставочную деятельность, и про философский подтекст, который помогает чувствовать пульс событий.

У нас довольно гибкий график. Многие занятия проходит не ради того, чтобы ты на них просто присутствовал, а как дискуссии. Можем ходить вместе на выставке, отправить работу на текущую тему онлайн. Это живое взаимодействие между преподавателем-ментором и студентом.

Моя эволюция как художника из-за этого произошла очень быстро. Это хороший показатель того, что образование работает как среда для обмена мнениями, дискуссий среди молодежи. Приятная консолидация в этом всем.

Илья вспоминает свое обучение в Минске и обозначает существенную разницу: по его мнению, беларусское художественное образование очень оторвано от профессионального контекста.

– Большой акцент ставится на ремесло. Некоторые программы были растянуты на годы, хотя их можно пройти за несколько месяцев. Для меня нонсенс, что на бакалавра в Беларусской академии искусств нужно учиться пять лет. Из предметов, которые мне нравились – история искусств. Этот курс до сих пор отзывается в моей практике.

Из предметов, которые мне нравились, – история искусств, до сих пор какие-то знания с этого курса использую. 

В Варшаве художник обустраивал себе мастерскую с нуля: уезжал из Минска с чемоданом вещей, в который влез только пакет с кистями.

– По Беларуси скучаю, но не в смысле потерянного рая, болезненности в этом нет. Хочется вернуться, открыть это место заново, показать его новым друзьям и встретиться со старыми, – поясняет он. – Но точно не скучаю по пережиткам, которые оставил позади, против которых мы сражались. Моя история, скорее, не про страдания, а борьбу со средой.

Перед отъездом отложил часть денег, еще семья помогла, поэтому какой-то минимальный капитал был, но этого хватило на два месяца.

«Свобода для художника важна, но не полная»

Еще в Минске Илья Спринджук писал в основном портреты. Одна из известных его работ – серии «Говорящие головы» – изображены фигуры, связанные с властью: военные, священники, политики и журналисты. Это утрированные, опухшие говорящие головы, которым всегда есть что сказать.

– Желание высказываться на тему власти появилось во время политического и культурного возрождения Беларуси в 2020-м, – говорит он. – Люди стали понимать, что если не будем заниматься политикой и общественной жизнью, то она займется нами. И наша культурная революция в 2020-м дала мне дополнительный выход, чтобы говорить открыто на эту тему.

Конец режиму Лукашенко художник бы не изображал на полотне, а выбрал бы другую форму выражения:

– Ставить памятник режиму точно не хочется, поэтому это была бы не картина, а перформанс, хочется станцевать на этом.

Теперь полотна Ильи приобрели значение в контексте процесса, осуществляемого с материалом. В этом случае результат процесса работы играет роль следа присутствия — как художника, человека, являющегося частью определенного времени, обстоятельств, людей, носителя конкретной беларусской культуры.

– Наследие любого народа, культуры становится таковым, когда народ ее принимает. Мне кажется, в эмиграции ты или нет, – неважно, остаемся одним народом. Это повод для движения вперед, потому что народ, не обладающий культурой и искусством, стоит на месте.

В конце сентября Илья организовал акцию-интервенцию «Knock-Knock» — выставил возле некоторых польских институций искусства трехметровые скульптуры из серии «Giants». Такая акция – проявление авторского присутствия Ильи, культуры, к которой он принадлежит.

– С момента создания скульптуры находились в мастерской в Академии изящных искусств в Варшаве. Из-за сложности транспортировки таких габаритных объектов, отсутствия места для хранения и ультиматума академии о вывозе работ, я решил выставить скульптуры на всеобщее обозрение.

В пятницу 29 сентября с помощью коллег и друзей мы погрузили гигантов на плечи и без предварительного согласия понесли их к дверям варшавских культурных институций.

Эта акция — проявление как моего авторского присутствия, так и присутствия той культуры, к которой я принадлежу. Это хрупкие памятники памяти, собранные из вторичного постельного белья, веток с Вислы и гипса, возвышающиеся на три с половиной метра в нечетком силуэте человеческих фигур без лиц и персональных характеристик. Скульптуры являются метафорой присутствия исторического человека, образ которого уже размывается и стирается.

Интересуемся у Ильи, бывают ли у него творческие кризисы?

– Раньше их было много, до переезда. Теперь уже нет вопросов, стоит ли что-то делать. Скорее, думаю про то, как это сделать, для кого.

Свобода для художника важна. Всегда должны быть какие-то ограничения, потому что полная свобода, – это хаос. Но речь не про ограничения воли, передвижения, финансовые, а, скорее, как рамки, которые нужно раздвигать.