Елена Гапова: «Когда женщины взяли на себя важные роли — в глазах власти стали политическими игроками, врагами»

В начале июля-2020 накануне президентских выборов в Беларуси основные, на взгляд властей, соперники были уже устранены: Сергей Тихановский и Виктор Бабарико под стражей. До регистрации кандидатом в президенты Светланы Тихановской и создания «женской коалиции» — объединения штабов трех альтернативных Александру Лукашенко кандидатов — оставалось меньше двух недель.

О роли беларусок в революции 2020-го, перспективах женщин-президенток в постсоветских странах и гендерных аспектах вынужденной эмиграции Филин поговорил с исследовательницей гендерных процессов на постсоветском пространстве, основательницей Центра гендерных исследований ЕГУ, профессором Университета Западного Мичигана Еленой Гаповой.

— Что бы там руководство страны ни говорило (хотя и понятно, что названные вами заявления делались в определенном контексте), женщины в беларусской власти все же есть, — замечает эксперт. — Однако они, как, впрочем, и все остальные, выполняют задачи, поставленные сверху: Нацбанк, ЦИК, Нацсобрание, масса женщин среди чиновников высокого уровня.

С другой стороны, если бы у этих женщин была своя повестка, а не «линия партии» — они бы не могли достичь высоких позиций в этой системе.

Возвращаясь к протестам 2020 года, собеседница проводит параллели с польской «Солидарностью», когда в декабре 1981-го было объявлено военное положение и масса мужчин буквально в одну ночь была арестована.

— В таком случае для женщин появляется структура возможностей, — поясняет Елена Гапова. — Из игры были выведены кандидаты-мужчины, и у женщин появилась возможность занять руководящие позиции. Но, конечно, объединение штабов — это было что-то совершенно новое и очень творческое.

Женский фактор беларусской революции

— События в Беларуси — это была гражданская революция, в смысле, революция граждан, то есть тех людей, кто претендует на другие, паритетные отношения с государством, на участие в принятии решений относительно собственной жизни.

Можно долго говорить о том, что созрело в структуре общества, какие обстоятельства к этому подтолкнули. Известные социологи, Олег Журавлев из России и Владимир Ищенко из Украины, написали совместную статью об «оранжевых революциях» на постсоветском пространстве. Так вот они считают, что такие народные восстания являются ответом на глубокий кризис политической репрезентации.

Во многих постсоветских обществах в какой-то момент люди осознают, что те, кто находятся во власти, их не представляет, то есть они сами, таким образом, не участвуют в принятии решений. Так и в Беларуси в 2020 году люди встали за то, чтобы получить большую возможность участия во власти.

Естественно, отмечает эксперт, что беларуски не остались «вне политики»: беларусские женщины образованы, работают, широко представлены в разных профессиях и руководстве, и, как и мужчины, хотят признания своего голоса в управлении страной.

— При этом все культуры «гендерны»: в них есть какие-то образы, устоявшиеся представления о мужском и женском, о гендерных ролях, о сексуальности.

Когда встают женщины, они используют эти лозунги или образы. Например, на одном из маршей пожилая женщина несла плакат с надписью «Я встаю за своих внучек, Катеньку и Машеньку».

У другой был плакат «Ты пытал моего сына на Окрестина» — с посылом, как ты посмотришь в глаза матери? Мужчины таких «семейных» плакатов не носят, у них другие призывы.

Или, например, вспоминается, как на первых женских маршах молодые девушки кричали ОМОНовцам: «Вам никто не даст!». То есть это была такая попытка «пристыдить» силовиков как мужчин. И это, конечно, как в греческой «Лисистрате», где женщины поставили мужчинам условие прекратить все войны.

Притом во всех культурах поднять руку на женщину — это такой «зашквар», это очень плохо для репутации, и любая власть стремится публично этого не делать (Это не значит, что женщин не били, но публичности всегда стремились избежать). И вначале силовики действительно относились к женщинам иначе, чем к мужчинам.

Но когда женщины стали видимы в борьбе и взяли на себя большие, важные роли — они в глазах власти перестали быть «женщинами», а стали политическими игроками, протестантами, и с ними стали обходиться, как с остальными.

Женщина-президентка: да, нет, возможно?

— Третий год Светлана Тихановская, которую власти пренебережительно называют «домохозяйкой», является голосом демократической Беларуси в Европе и в мире. Мы видим, что в европейских странах, в международных структурах немало сильных женщин-президенток и лидеров.

А на постсоветском пространстве их гораздо меньше. Почему? Дело в менталитете, в общественно-политическом контексте?

— Если говорить о постсоветских странах — в некоторых из них есть президентки. Независимость Литвы начиналась при Казимире Прунскене, которая сделала успешную карьеру в советской системе, а затем стала одной из основательниц Саюдиса, отстаивала независимость Литвы и стала премьер-министром первого правительства независимой страны.

Были или есть сейчас женщины-президентки или премьеры в Молдове, Грузии, Эстонии, Латвии. Но это все страны, где президентство не очень значимо — там иначе устроена политическая система.

Речь не столько о менталитете или общественно-политическом контексте, сколько именно о политическом устройстве.

В тех системах, где голосуют за партию (а главой партии может быть женщина — Маргарет Тэтчер, Тереза Мэй, как примеры), там женщины становятся и премьер-министрами, и президентами. А вот в тех политических системах, где голосование ведется индивидуально за кандидата, пока подобное не очень получается.

Например, в Штатах не получилось, хотя казалось, что Хилари Клинтон в лидерах, и вот завтра все проголосуют и будет первая президентка — но нет, избрали Трампа.

Исключение, пожалуй, составляют недавно деколонизированные страны. Я имею в виду Пакистан, Индию, Мьянму, где президентками становились женщины. Но там были и предпосылки: эти женщины взялись не из ниоткуда, не из трущоб Мумбая, а выросли в семьях национальной буржуазии, получили образование на Западе в лучших университетах и принадлежали к семьям политической элиты.

Что касается Светланы Тихановской, то это очень интересный случай. На мой взгляд, ее сила была именно в том, что она изначально не выдвигала никакой политической программы, а пришла и очень просто сказала: так получилось, я не разбираюсь в политике, но я встаю за то, чтобы быть избранной и чтобы у беларусов была возможность провести новые честные выборы.

На тот момент это была очень сильная позиция. Она полностью выразила повестку: это революция граждан, и я встаю за всех граждан Беларуси.

Если бы выборы были сейчас, я не уверена, что за Светлану Тихановскую проголосовало бы большинство. Теперешняя политическая повестка — не знаю, ее ли это повестка или она была сформирована людьми, входящими в Кабинет — характерна для старой оппозиции.

Та долгие годы выступала за мову, за права человека и т.д. Не то, чтобы сами по себе это были плохие цели и лозунги, вовсе нет; но народ на них реагировал достаточно вяло. И сейчас не уверена, что эта повестка отражает интересы городского образованного класса и других групп.

(Долго)временные трудности на рынке труда

— Третий год подряд в условиях политического кризиса, репрессий, соучастия режима в военной агрессии беларусы вынужденно уезжают из страны. Многим буквально приходится начинать жизнь с нуля, получать новую профессию, часто в зрелом возрасте.

Какие гендерные стереотипы мешают беларусам адаптироваться, найти работу?

— Как мне кажется, начинать с нуля приходится и женщинам, и мужчинам, и они сталкиваются не только и даже не столько со стереотипами, сколько с определенной конфигурацией рынка труда и демографической ситуацией.

Во всех западных странах (как и постсоветских) произошло падение рождаемости, а население растет только за счет эмиграции. Это означает, что возрастает доля стариков, пожилых и больных людей, которых должно содержать новое работающее поколение.

Соответственно, такие рынки труда заинтересованы в людях, которые осуществляют уход. Им не нужны, к примеру, университетские профессора и доценты, только если речь не идет о выдающихся ученых, но нужны исполнители тяжелой физической работы.

Более молодые люди часто идут переучиваться, доказывать свои компетенции и подтверждать дипломы, а старшему поколению, людям, которые были успешны в своей системе, приходится гораздо сложнее. Особенно, если это не представители востребованных рабочих профессий, а люди интеллектуального труда.

Физики, математики, особенно IT-шники еще могут найти работу, потому что эти занятия не привязаны к какой-то культуре, они «универсальны». А например, историки Беларуси или специалисты по беларусской литературе — сколько в польской академии, в других западных университетах может быть мест для таких исследователей?

С исследовательской точки зренимя интересно смотреть, как развивается ситуация. Но по-человечески — это живые люди, их судьбы, их переломанные жизни… И, к сожалению, надо понимать, что быстро ситуация не улучшится.