«Мою жизнь поменял не кризис, а участие в деле Некляева»

Тамара Сидоренко – адвокат экс-кандидата в президенты Владимира Некляева – в самый разгар кризиса лишилась не просто работы, а права на профессию. В рамках нашего проекта «Жизнь (не)обыкновенного белоруса» защитник с 33-летним стажем рассказала, как она вышла из этой ситуации и почему ей страшно жить в Беларуси.

С Тамарой Сидоренко мы встретились у нее на работе — в офисе Центра правовой трансформации. После лишения лицензии адвоката она стала юрисконсультом и занимается правозащитной деятельностью.

— Тамара Александровна, какова официальная версия ухода из профессии?

— За формальные нарушения. Действие лицензии прекратили после нескольких предписаний Минюста. Первое я получила в январе 2011-го после того, как в интервью высказала предположение, что меня не пускают к Некляеву целенаправленно.

Реакция не заставила себя долго ждать. 30 декабря меня вместе с коллегами, защищавшими экс-кандидатов в президенты, Олегом Агеевым и Павлом Сапелко вызвали в Минюст. Их тоже не пускали на встречи с подзащитными, у которых после разгона Площади были серьезные проблемы со здоровьем, и адвокаты это озвучивали. От меня потребовали, чтобы я это заявление опровергла. Хотя у меня были основания так полагать.

Тамара Сидоренко. Фото из личного архива

Это было впервые за мою многолетнюю практику: не могла попасть к подзащитному! Мне говорили, что кабинеты в СИЗО КГБ заняты. На вопрос, кем заняты, отвечали: «Следователями». Но у них у всех свои кабинеты! И потом, когда, наконец, я была допущена на допрос Некляева, мы с ним словом не могли обмолвиться. Мне было сказано: «Вы здесь не за тем, чтобы говорить». Как с ним обращались, что ему было нужно, — всего этого я не знала.

Теперь я уверена, что адвокатов вызвали в Минюст с подачи КГБ. Не министерство отслеживало все публикации и давало им оценку. Конечно, это был другой уровень.

В то же время Минская городская коллегия адвокатов сочла, что, дав интервью журналистам, я не нарушила ни Закон об адвокатуре, ни профессиональную этику.

…Потом посыпались проверки министерства. И второе предписание предъявили за то, что, например, не поставлена общая сумма гонораров в соглашении. На практике адвокаты не всегда прописывают общую сумму, потому что не знают, сколько будет слушаться дело.

Кроме того, несколько соглашений не были внесены в специальный журнал регистрации заключенных соглашений, который с недавних пор обязали вести адвокатов. Совершенно никчемная отчетность, потому что она вообще ни для чего не нужна. Когда мы заключаем с клиентом соглашение, один экземпляр остается клиенту, другой — у нас. По этому бланку мы и отчитываемся перед бухгалтерией. Когда я на суде спросила представителя Минюста, какое практическое применение от журнала регистрации, он ответить не смог. То есть проверялась не сама работа, не ее качество, а наша отчетность.

Кстати, за годы работы в адвокатуре я не знала, что существуют предписания. Не бывало такого, чтобы Министерство юстиции начинало адвокатов щемить.

На заседании коллегии я просила принять это решение попозже, потому что вела дела. В частности, в Минском городском суде вот-вот должны были начаться прения по делу, в котором я была занята. Пришлось передать его коллеге.

— Как вы пережили увольнение?

— Знаете, это как дерево вырвать с корнем… Было больно и обидно. Я адвокат, и больше ничего не умела делать. А на работу я ходила почти месяц, вплоть до отчисления из Минской городской коллегии адвокатов. Прощаясь с коллегами, я плакала. Причем этого сама от себя не ожидала.

Надеялась, что суд мою жалобу удовлетворит. Но суд принял другое решение. И его я обжаловала. Рассмотрение перенесли на конец января.

Я намерена дойти до международных органов. Между прочим, Комитет по правам человека ООН рекомендовал вернуть адвокатам лицензии. Эти рекомендации правозащитники направили в суды Минска, которые рассматривали дела 19 декабря и в Конституционный суд. Ответов пока не прислали. Честь государства выполнить рекомендации, но мы имеем примеры, когда оно не прислушивалось.

— Оказавшись в статусе безработной, вы думали о том, на что вы будете жить?

— Конечно. Я получаю пенсию — миллион рублей. Понятно, на нее не проживешь. До октября, пока была без работы, не особо сокращала свои расходы. Когда имел определенный достаток, сложно сразу прекратить покупать то, к чему привык. Это жизнь должна заставить более разумно тратить средства.

Скажу к чести президиума коллегии адвокатов, после того, как они прекратили мое членство, мне заплатили в сентябре миллион рублей. И недавно совершенно неожиданно получаю перевод на 350 тысяч. Думаю: ну, кто это мне и за что? Оказалось, к 30-летию со дня образования Минской городской коллегии адвокатов приняли решение выплатить, в том числе и мне, по 10 базовых. Как видите, чествовать уволенного ветерана — проявление профессиональной солидарности.

— Кризис больно ударил по вашему кошельку?

— Материально я не сильно пострадала. Пригодились небольшие сбережения, отложенные на черный день. Дачи и машины у меня нет. Живу в двухкомнатной квартире с дочкой и внуком. Сбережения хранила в валюте в банке, но потом испугалась, когда пошли разговоры о том, что их не снимешь. Проценты потеряла, но я научена горьким опытом, когда до распада Союза откладывала деньги в банке, чтобы сделать дочери подарок к свадьбе. Чуть ли не на машину размахнулась… (Улыбается).

Девальвация рубля заставила меня экономить на такси. Одежду и обувь не покупаю. Мне жалко отдавать миллион за пару обуви! А вот в продуктовом магазине не особо задумываюсь, что купить. Разве что фрукты реже покупаем. Готовить больше не стала. На рынки не хожу…

Знаете, когда в мае на суде мы слушали предвыборные речи экс-кандидатов в записи, в которых они предсказывали кризис и обвал рубля, я задумалась. Перед выборами я краем уха слышала их выступления, и думала, мол, чего это так будет, вроде, и нормально у нас, Лукашенко зарплаты к выборам поднял… Скажу честно, еще совсем недавно я была человеком аполитичным. Я не очень-то в эти выборы вникала. Жила, как и многие: работа-дом-семья.

— Как же вы тогда стали адвокатом Некляева?

— До Владимира Некляева я защищала Михаила Башуру из кампании «Говори правду». И один раз даже была у них в офисе. Некляев меня пригласил, чтобы сказать «спасибо» за сотрудника. Но после того, как его 19-го декабря по голове ударили, он не сразу меня вспомнил...

Ольга Некляева ко мне обратилась за два дня до выборов. Заключили договор о правовой помощи. Никто представить не мог, чем закончится 19 декабря…

— Как человек аполитичный вы не пошли на Площадь?

— Вопрос даже не рассматривался тогда. Стыдно адвокату признаваться, но до меня не доходила информация о нарушениях при подсчетах голосов на выборах. Как и до многих, думаю. Я не «варилась» в штабах кандидатов и около них. Эти нарушения не становились достоянием общественности. И поэтому я не видела необходимости идти на Площадь.

— А за кого вы голосовали?

— За Некляева. (Улыбается).

… Уже после выборов в качестве его адвоката в последний день, когда можно было подать жалобу на итоги выборов в ЦИК, я рвалась дать возможность Некляеву подписать эту бумагу. У меня же не было доступа к подзащитному. Написала заявление на имя председателя КГБ Зайцева. Отдаю в приемную, прошу: скажите мне номер зарегистрированного заявления. «У нас нет регистрации», — был ответ. Даже формального ответа мне не дали на это заявление.

Я такую школу прошла, став адвокатом Некляева… Такие вопиющие нарушения закона, когда адвокату свидания наедине не предоставляют, а потом узнаешь, как с ними работали опера...

Мне бы и в дурном сне не приснилось, что будет столько нарушений! Что официальные лица будут во всеуслышание говорить людям неправду и еще гордиться этим.

Или что в центре Минска выскочит банда, всех положит лицом в снег, устроит взрывы, побьет кандидата в президенты и благополучно уйдет. И ее до сих пор найти не могут!

В августе Некляев получил отказ в возбуждении уголовного дела о его избиении, поскольку нет достаточных доказательств, что это были сотрудники милиции. А поначалу два гаишника утверждали, что на форме у обоих нападавших было написано «Милиция».

— Вам не стало страшно жить в этой стране?

— Конечно, страшно. В любой момент тебя могут взять, и будешь ты хулиганом. Летом вся страна ругалась матом исключительно по средам, причем в определенное время суток. Потом неизвестные хватали прохожих в центре Минска и бросали их в автозаки. После 19 декабря маховик раскручивается. И ты не докажешь ничего.

Недавно помогала писать жалобу в Верховный суд человеку, задержанному на площади Якуба Коласа в вечер аплодисментов. Увидела, как был оформлен протокол. Два сотрудника Советского РОВД заполнили бланки. В них было напечатано, что гражданин «кричал, ругался матом». Заготовка очевидная. Судья вынес решение без допроса милиционеров.

— Но ведь настанет тот день, когда судьи, выносившие приговоры фигурантам дела 19 декабря и садившие на сутки участников молчаливых акций, станут безработными, а те сотрудники органов, которые задерживали невиновных, понесут наказание…

— Может быть, будут наказаны одиозные фигуры. Не думаю, что все получат по заслугам. Их очень много. И определенное противодействие, и гражданское противостояние этому будет.

— Если бы вы с нынешним сознанием вернулись в 19 декабря, вышли бы на Площадь?

— Не зная о санкциях — да. Хотя Площадь в нашей ситуации, видимо, не может изменить что-то, потому что добровольно и законно власть отдавать не хотят.

«Салідарнасць» продолжает проект «Жизнь (не)обыкновенного белоруса». Его гости — как известные, так и обычные люди — делятся с читателями своими рецептами, как их семьи выживают в кризис. Ждем ваших предложений на gasetaby@gmail.com.